ananda

Там есть песчаные холмы, знавшие тонкую ласку ветра. На склонах - редкие травы соломенными полосами покачиваются мерно на дне лета-океана. Склоны покрыты рябью следов оленьих.
Игры вольных зверей, шаг осторожный, солнце на коже...

Но там краснобоких я ещё не встречал. Видел на дорогах-тоннелях, под прислушавшимися ветвями орешных лоз, полулесных полу-нашего мира. Лента широкой тропы, сжатая с краёв Лесом, уступчиво Лесом дозволенная и Лесом отчуждённая. Краснобокие стояли посередине, переступая на четырёх ногах, несунах тел, сливающихся тёмной шерстостью своей с чёрными молодыми полосами-ольхами, раскинувшими вглубь свою волглую користость, выделившуюся на фоне привыкшей к воде не то почвы, не то дна. И в каком-то странном явлении игры Солнца, в прихоти места, тела их высветились - смесь бурого с алым, - колышащиеся изнутри сильным дыханием, ожиданием рохкого вечера...
Был ещё полдень, и, закинув тонкие шеи на спину, они меня увидели.
Время наполнилось, и мига этого мне хватило, чтобы узнать их, почуять стремления, коснуться чуткого переплетения (смех, боль, одно, корни, касание, ты)... звук хрррр-фа...
тонкие лица протянулись вдоль полосы отчуждения, шерсть на загривках каким-то особым образом сблизилась с знанием стремительной листвы промелькнувшего леса - и они ушли.

А сейчас я держу равновесие на ажурной ряби тысяч их следов. Я не помню уже - то ли они всегда
оставляют образы себя на это песке, только чтобы не забыться, не стать слишком спонтанными в своей сродности ветру; то ли ветер, смешав их запах с моими воспоминаниями будущего, твоей руки в моей, - принёс игру эту в сны наяву, в раскрытые солнцем ладони, в сердце, сливающееся с сердцем этого леса....

Прошли осень-зима-весна, лето-осень, промелькнуло время потерянное, снова зима избелела... и приходит весна сейчас, чтобы нас не упустить.